Интервью с Суржаной Ирхеевой, отработавшей в театре более полувека.
Суржана Роттаровна Ирхеева — заведующая костюмерным цехом со стажем в несколько десятилетий. Пришла в 1957 году юной девчонкой работать костюмером. Оказалось — на всю жизнь. Ушла на пенсию только в 2013-м. Больше нее в Бурятском театре оперы и балета не работал никто.
Пока готовили темы для обсуждения, расспрашивали о ней артистов разных поколений. Большинство молодых отмечали, как вжимались в стену, стараясь при ней лишний раз не пикнуть, старшие больше говорили о почете и уважении. А аксакалы называли нашу героиню не иначе как «волшебница», ведь только она могла в секунду найти любой костюм хоть со спектакля 50-х в бесконечных лабиринтах костюмерного цеха. И почему-то рисовался образ такой, знаете, величественной дамы, которая может испепелить одним взглядом. Только вот на деле встретились с миниатюрной женщиной, которая весной отпраздновала свой 80-летний юбилей. Но по мере общения становилось понятно, почему у молодежи возникало желание встать в стойку смирно, а старшие почтительно цокали языком. Практически каждая услышанная история отдавала величием.
***
Мы долго ждали, когда же пойдут личные истории из жизни театральных звезд. Ведь столько лет бок о бок. Тем более в моменты волнения человеку свойственно откровенничать, и общение с костюмером перед спектаклем вроде бы по всем параметрам походит под разговоры по душам. Суржана Роттаровна на вопросы о своих бывших подопечных либо делала вид, что забыла, либо просто молчала.
Как оказалось дело вовсе не в подводящей с годами памяти.
— Костюмер ведь действительно как священник на исповеди. Ты все знаешь практически о каждом. Иногда очень интимные вещи, поэтому каждый артист тяжело переживает смену костюмера и новеньких очень тяжело принимают. И когда тебе так доверяют, без внутреннего запрета никак. Я даже самым близким подругам никогда не рассказывала истории или переживания, услышанные в гримуборной. И уже, став завцехом, новых девочек, прежде всего, учила: никаких сплетен, главное — чувство такта. Это основа профессии.
— А второй по значимости совет начинающим костюмерам?
— Ты должен быть рядом, но не рядом. Надо четко понимать, что артист — главное действующее лицо. Ему же выходить на сцену, на него пришел зритель. Но люди-то разные. Кто-то слишком волнуется и может стать раздражительным, кто-то просто сильно нервничает. И ко всем нужен свой подход, и задача в идеале его найти. Перед большим спектаклем одного трясет, так ты его похвалишь, объяснишь, что публика его ждет и любит, «сейчас выйдешь на сцену — и сам получишь удовольствие, и зал будет в восторге». Успокаивается… И таких тонкостей немало.
— Есть ощущение, что помимо навыков психолога, костюмеру необходимо обладать массой других.
— Кто-то скажет, что работа тяжелая, но по мне — работа как работа. Да, очень большие физические нагрузки, особенно на гастролях. Семь лет, когда театр был на реконструкции, например, очень тяжело дались. В 8 утра приходили, собирали костюмы в баулы, на себе несли до машины. Зимой, летом, в снег, в дождь, зной. Выступали же везде: от Бурдрама и Русдрама до детских садов и школ, в районах республики. Пока найдешь, кто дверь откроет, пока распакуешь, выложишь, по гримеркам разнесешь, остается только пара часов, чтобы домой заскочить – и на спектакль. А потом —то же самое только в обратном порядке, ведь ничего же не оставишь. И лифта у нас тогда не было, на пятый этаж, с пятого так на себе и таскали. Чтобы на следующий день все начать заново.
— И это мы еще не обсуждали непосредственные обязанности, связанные именно с костюмами и переодеванием артистов.
— Да, обычно так выходит, что в профессии задерживаются надолго. Наверное, дело в каком-то особом складе характера и огромном желании служить в театре. И очень четко видится, как это все проявляется. Вот приходит новая девочка, а ей поручают кордебалет обуть. По идее ты должен нырнуть в этот ящик с балетками, чтобы нужные найти. А она стоит и нос зажимает, так как запах. Все сразу становится понятно. Не ее это.
— Вы как поняли, что театр – это ваше?
— Профессию я не выбирала. Директор театра Гомбо Цыбикович Бельгаев был моим земляком и предложил попробовать. Мне сразу очень понравилось, и ко мне очень хорошо отнеслись все артисты. Особенно Лариса Сахьянова. Да и Лхасаран Линховоин, Владимир Манкетов, Бадма Балдаков: все уже были знаменитые артисты и при этом очень приятные люди. Так и осталась здесь на всю жизнь.
— Тяжело было уходить на пенсию?
— Совсем нет. Подготовила себе очень хорошую замену – Галину Бодеевну Гармаеву, и спокойно ушла.
— Скучаете по театральной жизни? В гости или на постановки ходите?
— Очень редко. Раз ушла — сиди дома. А люди пусть себе спокойно работают. Наши девчонки —молодцы.
***
— Говорят, с Сахьяновой вы в итоге очень подружились?
— Столько лет с ней жили вместе на гастролях. Удивительной доброты была. Уж сколько ей подарков в разных городах ни дарили, какими бы ценными они ни были – все отдавала в театр или в музей. Всегда полную сумку покупала сувениров для всех друзей и знакомых. Деньги свои не жалела, никому не отказывала. Своих балетных очень любила, молодых кормила.
— Довелось услышать, что на гастролях вы были для коллектива — словно мама.
— Знала, кто какой чай любит, кому какой суп варить. Например, Ким Базарсадаев любит наваристый, а кому-то, наоборот, надо полегче. Мы же по три месяца ездили по всей стране. В Волгограде сварю варенье – все приходят на чай.
— Три месяца на гастролях – это же с ума сойдешь?
— Каждый день шли спектакли. Скучать не приходилось. Столько работы, тут уже не до тоски или приключений.
— Самая тяжелая поездка?
— За три месяца объездили весь Китай. Все провинции. Квот выделили не слишком много, поэтому из костюмеров я была одна. С костюмами 110 ящиков. Сплошные переезды, а ведь надо перед каждым спектаклем все погладить, все разложить, потом упаковать. Хорошо, мы все были дружны. Артисты очень помогали, иначе одной бы было совсем тяжело. На сон бы времени совсем не оставалось.
— Боимся представить, сколько вам пришлось всего отгладить и отутюжить за жизнь.
— Гладить я не люблю и не любила. Но что поделать – часть работы же. А когда ушла из театра, утюг стараюсь в руки не брать.
***
— Понятно, что выступления в Большом или театре имени Кирова (Мариинском) значили для артистов, а у вас были особые чувства, когда приходилось работать в легендарных храмах искусства?
— Большой, Мариинка – очень красивые, но самый лучший театр все равно наш. Но волноваться или замирать от восхищения времени не было. Нам, что в Большом, что в Тюмени, все равно надо заниматься своими задачами. Нет, вы не подумайте, выступать в главных театрах страны – огромная ответственность. Другая публика, представляем свою республику – большое событие для всех. Но не повод для волнений. Ответственность – да, порой чувствовала ее так, будто самой выходить на сцену.
— А вне театра столичная жизнь, какое впечатление производила?
— Моя подруга заслуженная артистка Бурятии и бывшая солистка театра Галина Маланова очень любит историю, как мы пришли на Красную Площадь в Храм Василия Блаженного, а я ей говорю: «Галя, здесь так же красиво и так же люди только шепотом говорят, как в нашем театре». Все мысли были о том, как достойно представить театр.
— Известный факт, как хорошо принимали наш театр по всей стране.
— Всегда полные залы. Наш театр был гордостью не только Бурятии, но и всей Сибири. От Урала до Владивостока больше оперных театров не было. Театр гремел, у нас работали шикарные артисты, и приезжали лучшие режиссеры, певцы, артисты балета. Всемирно известные. И они считали честью работать с нами. Мстислав Ростропович и Галина Вишневская свой последний концерт в Советском союзе перед эмиграцией давали у нас.
— Вы их одевали?
— Да. Костюмы они, понятно, свои привозили, но надо же все погладить, помочь одеться-переодеться.
— Опять ноль переживаний у вас?
— Все так же. Отношение уважительное, но руки, естественно, не дрожат. Спокойно занимаешься своим делом. А на том концерте просто невероятная тишина стояла. Каждый зритель пытался поймать самый мельчайший звук.
— На гастролях, вы говорили, всегда были аншлаги, а в Улан-Удэ?
— Что вы?! Билеты достать было невозможно. Студенты из музыкального училища лазили через окно в туалете.
— Сколько людей в дни спектаклей обращалось к вам за билетом?
— Ко мне практически никто. Так как я изначально давала всем понять, что таким не занимаюсь. А вот после 90-х уже все поменялось. Театр перестал играть такую значимую роль в жизни общества, как раньше.
— В чем проявились изменения внутри?
— Раньше артисты дневали и ночевали в театре. Полночь, час ночи все равно могла идти репетиция, старались добиться идеала.
— А костюмеры сидели и ждали?
— Как иначе? В 90-е пошло на спад. Деньги перестали давать, и пришлось выживать. По несколько директоров за год. Какие тут репетиции до ночи? Раньше едем, допустим, по Свердловску, так постовые честь отдают. Все знали, что приехал бурятский театр. В Тольятти поют «Широка страна моя родная», так весь зал встает и поет вместе артистами. В зале все плачут, на сцене все плачут, и я стою за кулисами и плачу. Невероятная картина. А потом за сценой все вместе плакали и обнимались, как одна большая семья. Такое вот единение духа.
***
— Вот укололи бы вы случайно Растроповича, был бы скандал?
— Однажды во Владивостоке во время оперы «Иоланта» срочно потребовалось подшивать костюм Киму Базарсадаеву, так я случайно сделал стяжки прямо с кожей. Раздеваем Кима Иваныча после спектакля, а костюм не снимается. Пришит же. Он вообще ни слова не сказал, с таким пониманием отнесся.
— Спектакль – большой стресс, все-таки такая ответственность?
В своем театре – нет. Если что-то забыл или какая-то заплатка понадобилась — все под рукой. Да и в принципе особых поводов для волнений нет – справлялись везде. Взяли, к примеру, на «Хрустальный башмачок» вместо белых ночнушек для Злючки и Колючки белые рубашки из «Пиковой дамы». Находили замену как-то.
— Делили спектакли на любимые/нелюбимые, ведь в масштабных с большим хором и кордебалетом, очевидно, у вас работы больше, чем на простом концерте?
— Естественно, оперы «Борис Годунов» и «Севильский цирюльник» не сравнить. В одной каждый костюм по несколько килограмм, а в «Цирюльнике» — легонькие платья. И по времени, и по физической нагрузке совсем разные затраты. Но такого, чтобы смотришь афишу и думаешь: «Опять этот «Борис Годунов» — такого, конечно, нет. Мы же не работаем, а действительно служим. В нашей профессии каждый костюм – это аромат, история, состояние души. Приходишь утром, готовишь их. И костюмер же очень рано на месте, вдыхаешь тишину театра, погружаешься в атмосферу. А потом начинает оживать здание, легкий шумок пошел, и так до спектакля проживаешь целую жизнь. И уходишь не уставший, особенно, когда спектакль удался, усталость уходит, как будто ее и не было. Любовь к театру все компенсирует. Это же твоя жизнь. Вот такая философия.
— А среди артистов любимчики были?
— Ко всем старалась относиться одинаково.
— При этом нынешний худрук балета Баярто Дамбаев вспоминал, как вы ему, начинающему артисту, давали костюм, поясняя, что в нем танцевал Юрий Муруев, и для него это была огромная честь.
— Молодым помогаешь освоиться, поддержать. И передать дух, традиции – это очень важно. Костюмы же все с историей, многие десятилетиями хранятся.
— Он же говорил, что вы разбирались в балете и опере похлеще иного критика и могли заранее предсказать, вырастет ли из артиста звезда?
— С опытом начинаешь разбираться. Видишь, кто на распевке уже хорош, а кто петуха пускает. Когда после училища приходили, действительно могла посмотреть и понять, у кого есть будущее. В 2000 году — Булыт Раднаев. Только училище закончил, ростом был маленький, сам щупленький. Я из деревни сметану привозила, и он к нам на чай заглядывал. Все спрашивала: «Придешь к нам работать». А он: «Не берут. Я ростом маленький». В июле ушли в отпуск, а в сентябре вернулись, а он уже вымахал. Теперь одна из звезд театра. У нас сейчас очень хорошие ребята. Балданова Лия — моя любимица. Сама младшая ученица Сахьяновой. Очень выдержанная, интеллигентная. Булыт Раднаев, Баир Жамбалов и еще перечислять — не перечислить. Мои все ребята.
***
За 53 года работы в театре Суржана Роттаровна ни одного дня не пропустила по бюллетеню. Нервы – канаты. С такой-то работой. И пока общались эмоций, вообще практически не проявляла, пока не пошел в ход один из последних вопросов:
— Главное, что дали вам более полувека в театре?
— Встречаю ребят на улице от молодых до ветеранов, и все радуются, приветствуют. Вот вчера Боря Ламажапов через всю улицу кричит: «Здравствуйте, Суржана Роттаровна». Я улыбаюсь, приятно. Ребята, я простая девчонка из бурятской деревни, с великим театром объездила весь Советский союз и бывала заграницей. Работала в храме искусства, одевала знаменитостей. Мечта же!
Здоровья вам и побольше улыбок, Легенда!
