Цыден-Еши Бадмаев. Одинокий странник.

В 2017 году исполнилось бы 95 лет народному артисту Бурятской АССР, Лауреату международного конкурса III Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Берлине, Кавалеру двух орденов Трудового Красного Знамени, «первому принцу бурятского балета» Цыден-Еши Бадмаеву (1922-1994).

Мы завершаем серию публикаций из архива Бурятского театра оперы и балета, посвященных замечательному первому бурятскому классическому танцовщику лирического плана, и представляем статью О. Бараева 1992 года к 70-летию прославленного артиста. 

ОДИНОКИЙ СТРАННИК

 

В начале ноября в Бурятском академическом театре оперы и балета отметили 70–летие артиста Бурятии Цыден–Еши Бадмаева. Газеты назвали его «первым принцем бурятского балета», в его честь пели лучшие голоса нашей земли, почтил своим присутствием сам глава правительства. И много, много было славословий.

Потом, уже после юбилея, мы – вместе с Цыден–Еши Бадмаевым – у него дома.

В крохотной квартире, уставленной традиционной бурятской мебелью, лицом ко входу – бурхан, на полках – сувениры из разных городов и стран. На стенах – плакаты, фотографии в простой металлической оправе. Хозяин в первых балетных спектаклях бурятского оперного (всего 20 ведущих партий), в костюмах известной его концертной программы: танцы народов мира. Бадмаев на съемочной площадке фильмов «В ночь лунного затмения» Б. Халзанова и «Последний год беркута» В. Лысенко. На кинофестивале стран Азии и Африки рядом с легендарным Тосиро Мифунэ.

 

НАЕДИНЕ С САМИМ СОБОЙ

«Этот мальчик будет любить все живое. Он не должен видеть смерть», – сказал лама, когда я родился.

Мы жили в селе Шибирь, это Заиграевский район. Большая семья, большое хозяйство. Но, когда кололи барана, мама закрывала мне ладонью глаза и уводила в дом. Она говорила мужчинам: «Не дам его учить!» Я с детства был воспитан так, что нельзя никого обижать, нельзя ругаться, говорить о ком–то плохо.

У меня была прекрасная мама. «Как хорошо Бадмаева Сырма шьет мужу», – говорили про нее. Они с отцом были трудолюбивые люди. Когда я вспоминаю детство, я слышу: «Вставай, поехали!». Меня везде брали с собой, все время я куда–то должен был ехать.

Рано умер отец, его воспитывали сестры матери. Сначала он жил в Монголии, снова в Бурятии, потом у другой тети в Москве. В 1937–м вынужден был вернуться в Улан–Удэ. Сохранился аттестат 1939 года. Народный комиссариат просвещения РСФСР свидетельствует: Ц.Е. Бадмаев … пользуется правом поступления в высшую школу без вступительных экзаменов». Тогда он думал, что этот путь для него закрыт. И поступил в Бурятский музыкально–драматический театр как актер драмы.

 

ПЕРВАЯ ДЕКАДА

В сентябре 1939 стали набирать группу для участия в декаде бурятского искусства. Москва встретила хорошо, По окончании должен был состояться прием у «отца народов». Мы были на вершине блаженства. Пропуска в Кремль давали в тот же вечер. И вот… Был у нас такой великолепный танцовщик Федор Сергеевич Иванов. Стоим мы. Подбегает Игорь Моисеев: «Почему вы такие хмурые!? К Сталину идем!» Федор отвечает: «Враги народа… У Бадмаева отец, у меня дядя». Трагедия для нас была. Батожабая тоже не пустили. Он лег на рельсы трамвайные, говорит «Все, не встану!».

 

ВОЙНА

В улан–удэнском городском саду был летний театр. Помню, давали мы «Счастье» Маляревского. И во время спектакля узнали – война.

Я написал заявление, и меня взяли в Иркутское саперное училище. Затем отозвали в республику.

В 1941–м две бригады артистов обслуживали районы Бурятии. За три дня до отъезда кто–то заболел, и, представляете, я танцевал в одной программе 6 танцев, участвовал во всех скетчах. И с какими актерами: Владимиром Халматовым, Нормой Гармаевой.

 

ПЕРВЫЙ БАЛЕТНЫЙ СПЕКТАКЛЬ

В 1943–м театр поставил «Бахчисарайский фонтан». Вацлав – моя первая классическая партия. Марию танцевала Мария Шалтыкова. Зарема прекрасная была – Агния Жигжитова, Гирей – Арсеньев Михаил, Нурали– Федор Иванов, вторая жена Анна Тогоноева. Это был великолепный спектакль еще и потому, что в нем принимали участие и драматические актеры: отца играл А. Ильин, служанку – Н. Гендунова.

В том же году оперная группа осуществила свою первую постановку – «Евгений Онегин». Какие образы создали Языкова – Татьяна, Балдаков – Онегин!

 

ФРОНТ – ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ, БЕЛОРУССКИЙ

В октябре 1943 года 170 артистов выехали в МНР. Везли «Энхэ–Булат–батор», «Бахчисарайский», музыкальную драму «Баир» и драму «Снайпер». Чойболсан сам нас наградил, подарил халат, шапки, валенки.

2 декабря восемь солистов из Бурятии уже ехали в общем вагоне до Москвы. Сдали программу и – на Белорусский фронт. Цыденжапов, Шалтыкова, Балдаков, Лыгденова, Петрова, баянист Иван Дворников, Гергесова и я.

Выступали на снегу, чаще – на двух грузовиках с печкой посередине – мышцы едва успеешь разогреть и танцуешь в тонком трико. Все было: однажды чуть на мине не подорвались, поднялись с земли, в двух шагах – хрипящая голова лошади; выступали перед Рокоссовским, в нашу честь ушли в небо восемь снарядов «Катюши»:

Вернулись в Бурятию, думали наградят, нет. Но мы получили огромное удовлетворение.

А в 1945 несколько человек – Шалтыкова, Жигжитова, Баранов, Жуков, Балдано, Гергесова – направили в Китай. Города Чань–Чунь, Цицикар, Харбин. Выступали в театрах. В зале там народу–у, представление идет чуть не весь день. Китайцы сидят, пьют чай, полотенцами вытирают пот, разговаривают. Как–то в подвале Чаньчуньского театра нашли несколько десятков смертников, концерт не состоялся. В сентябре военные действия уже кончились, так что было много встреч, банкетов.

С фронтов я приехал весь разбитый, ноги очень болели. Лечился грязями в Киране, принимал по 2–3 раза в день. Ну, сердце посадил, конечно.

ЛАРИСА

В 1946 году в театр поступила Лариса Сахьянова. Они с Бадмаевым составили первую классическую пару балета. Цыден–Еши и сейчас находит для нее только такие слова: «музыкальная, одаренная, утонченная». В сезоне 51–52 гг., когда они занимались в училище Большого театра, Лариса писала на родину о том, как нежен и внимателен ее муж.

«У меня потом уже никогда не было такой партнерши. Игорь Моисеев говорил, что она входит в пятерку лучших балерин мира», – вспоминает он.

В 1960-м Цыден–Еши остался один – в комнате при мастерских оперного театра. В 61–м спектаклем «Лебединое озеро», четыре акта в котором танцевали четыре лучшие балерины с одним Зигфридом – Бадмаевым, завершилась его карьера балетного танцовщика.

Он был не в чести: назначили директором ансамбля «Байкал», в то время отделенного от филармонии, лишенного государственной дотации. Потом он работал балетмейстером в Монголии. Говорит, что может танцевать все роли в мистерии Цам.

В 1965–м Бадмаев показал авторскую концертную программу «Танцы народов мира». Костюмы по эскизам Марии Шестаковой шил сам, со светом помог Станислав Шодоров. Три первых концерта в районах – три аншлага. В филармонии не приняли. Впоследствии именно с этой программой он объехал весь мир.

О СЕБЕ В ИСКУССТВЕ

Первые гастроли в Туве. Приезжаю я туда, выхожу в центре и закрываю глаза от ужаса: огромная, метров в 7 афиша–Бадмаев в африканском костюме. Месяц работал там. И потом уже на фонды Москонцерта я поехал а Калмыкию. Труднейшая поездка была: в одних районах слякоть, грязь, в других – воды нет, колодцы высыхают.

Сколько потом было гастролей: лучшие площадки страны и помосты в глубинках. Иногда по четыре концерта в день. При этом деньги никогда не были главным. Как–то, вспоминая еще балетную пору, он сказал о себе: «Я очень любил танцевать. Хорошо ли? Могу сказать только, что у меня были легкие ноги, прыжок. Я был лирический танцовщик».

Приглашения, в том числе и за границу, приходили в Министерство культуры. Там недоумевали и настойчиво предлагали взамен других артистов. Лучше, достойнее?

Возможно. Но шли повторные телеграммы, значит, хотели видеть именно его. Много возможностей было упущено благодаря такой чуткой «заботе» чиновников. Но интересно то, что он брал с собой костюмы, кстати, сшитые за свой счет, в каждую туристическую поездку. И был неофициальным «послом» Бурятии в Турции, Испании, скандинавских странах, Юго–Восточной Азии.

Народного артиста республики он получил в год своего 50–летия, через 25 лет после первого звания.

Расставаться со сценой не хочу. На юбилее я танцевал, читал стихи. Получил приглашение в Польшу, Китай, Монголию, думаю еще объехать всю республику. Знаете, есть такая порода лошади – монгольская. Когда она стареет, и с ней перестают заниматься, она сама, чуть в стороне от других, бегает по кругу, преодолевает препятствия, сама идет отдыхать и стоит до утра. Когда наступает день скачек, она бежит тоже. Иногда приходит первой, а бывает, погибает в пути.

ВСТРЕЧИ

С Махмудом Эсамбаевым? Конечно, знаком. В расцвете сил он был страшно темпераментным, в отличие от балетного танцовщика, гибким. А недавно иду по Москве, в легких брюках, футболке. Навстречу Махмуд: «Здравствуй, как я тебе завидую»,– говорит он, истекая от жары. На нем папаха, бархатный костюм, лакированные туфли на каблуках.

…У меня были пробы на роль Дерсу Узала в фильме Куросавы. Но я сказал ему: или заглавная роль, или никакая. Он потом отозвался: «Не буду снимать. Бадмаев–сан у вас дерзкий».

…Это ухэг – бурятский шкаф, мне подарила старушка, которую называли «живой богиней». Выступал я как–то в Шанаге. После концерта подходит ко мне человек, объясняет: «Моя мать из дома выходить не может, но так хотела вас увидеть». На следующий день я пошел к ним и прямо во дворе дома танцевал всю программу. Когда она умерла, я поехал на похороны, машин попутных не было, я бежал 10 километров и все–таки успел бросить горсть земли. Ее сын был у меня на юбилее.

В эти дни его архив пополнился новыми телеграммами и письмами. Пусть и эта публикация ляжет рядом с многочисленными вырезками из газет. Вон сколько их – в желтизну истончившихся свидетельств былого.

Былого? Человеку, умудренному семидесятилетием, произнести это не страшно. Хоть не в пути уже – не у подошвы горы, а на самой ее вершине. Внизу – облака, но видно главное: квадраты полей и вкус травинки, перевал и острый камень, в кровь ободравший ногу, изгибы реки и сильное, неровное течение…

О. БАРАЕВА.

 

Правда Бурятии. – 1992. – 3 декабря. – С. 3.

Добавить комментарий