Баярма Цыбикова. 15 лет на сцене

ЛАЙКИ – ЛАЙКАМИ, НО СЦЕНА ХАЛТУРЫ НЕ ПОТЕРПИТ

— 15 лет солировать на главной балетной сцене региона. Такой артист в идеальной вселенной обязательно должен быть звездой…

— Я сама по себе не публичный человек и никогда к публичности не стремилась. Лучше в зале лишний раз поработать. К тому же особенность современного мира такова, что надо уметь себя пиарить. Но я такой способностью не обладаю.  

— В масштабах страны даже совсем далекие от балета люди по крайней мере слышали о примах Большого или Мариинки, как с узнаваемостью в народе у солистки крупнейшего театра региона?

— Узнают ли меня на улице? Редко, но бывает. Может быть, узнавали бы больше, но я особо в публичных местах и не появляюсь. Вся моя жизнь: зал и сцена. Я же совмещаю с преподавательской деятельностью с 2006 года, вот и получается, что в 8 утра вхожу в зал сама порепетировать, потом в колледж к своим студентам и вечером домой. Хотя, конечно, сейчас время диктует свои условия. Надо хотя бы свою страничку в Инстаграм активно вести, но я в этом плане осталась в прошлом веке.

— Все-таки хочется верить, что лайки – лайками, но все равно сцена расставит по местам?

— Конечно. На сцене всегда видно твое к ней отношение. Она не терпит халтуры, вполноги, твою неготовность. Все заметно! 

— В общем, жизнь обычного человека, который после работы идет на рынок за молоком, а вечером в чате подъезда обсуждает новые тарифы на вывоз мусора?

— Вроде того. Пусть и работаю в театре, но в обсуждении ЖКХ вполне могу принять участие. Сейчас в этом вопросе начинаю разбираться очень хорошо (смеется).

— Но вы при этом представитель высокого искусства. После стольких лет карьеры, что будоражит, мотивирует продолжать выходить на сцену?

— Хорошо помню свои эмоции перед первыми выходами на сцену сразу после училища. Это задор, желание всем доказать: «Вот я сейчас». А с возрастом, с опытом ты уже не можешь позволить себе выступить ниже, чем уровень, на который вышел. И нет-нет, не подумайте, что драйв куда-то уходит. Просто добавляется ответственность. И отношение к партиям, к ролям уже совсем другое. Становишься гораздо более требовательным к себе.

— А юношеский трепет от самого факта выхода к зрителю, от танца с возрастом же не теряется?

— Нет, конечно. Просто ты учишься правильно аккумулировать свою энергию, не растрачивая ее в течение дня. Ведь в образ ты начинаешь входить заранее. В день спектакля пьешь ли ты утром кофе, занимаешься ли с ребеночком все равно постоянно держишь в голове вечерний выход на сцену, прокручиваешь какие-то моменты, которые надо усилить или придать особую драматическую значимость. И чем ближе спектакль, тем сильнее сама себя заводишь и выдаешь… А получилось или нет, уже решает зритель.

ДРУЖИТЬ И КОНКУРИРОВАТЬ – ТОЛЬКО ТАКОЙ ПОДХОД

— Выходит, одно из главных преимуществ опыта является умение не расплескать себя за день до непосредственно главного действа?

— Как в спорте, аналогии с которым я использую в своей работе с учениками. Им как-то ближе для понимания. Вот недавно спрашиваю: «Кто любимый футболист?» Один говорит: «Роналдинью», хотя тот уже лет десять, как сошел с орбиты, другой называет Месси или Акинфеева. Я продолжаю: «Вот посмотрите, они девяносто минут бегают с разным темпом, постоянно включенные, все видят. А вы десять минут позанимались и уже выдохлись». И им так действительно легче понять. В детском возрасте они не смогут себя ассоциировать с примерами из балетной практики. В футбол же все детишками бегали, постоянно по телевизору показывают.

— И тем не менее родители отдали их в балетное училище. Дети осознанно идут?

—  Когда я получала высшее образование в Санкт-Петербурге в академии Вагановой видела в 10-летних детишках, что они сами выбрали. Там просто жесточайший отбор при поступлении. Своими глазами видела. И без желания самого ребенка его никак не пройти. Пять-шесть часов просто ждать у дверей, чтобы услышать свою фамилию и просто попасть на просмотр – это уже испытание.

— А в Улан-Удэ?

— Сложно судить. Меня, например, папа водил на балет до поступления. Забавно, что не мама.

— В балетную школу сами потянули родителей?

— Кстати, нет. Не назвала бы это самым желаемым событием моего детства. Только гораздо позже я осознала, что это мое.

— Тогда интересно узнать, почему оставались в балете до момента осознания?

— Спортивный интерес. У нас был замечательный педагог – Марина Викторовна Рягузова, которая умела увлечь. И мне хотелось выше прыгать, больше вращать, выше поднимать ногу. Все время хотелось большего от своего тела, а у нее отлично получалось это желание подстегивать. Учила дружить, но заставляла и конкурировать. Сейчас понимаю, что именно такой подход и привел к чему-то большему.

ЕСЛИ РЕБЕНОК СТРЕМИТСЯ К ИСКУССТВУ, СМЫСЛ ДЕЛАТЬ ИЗ НЕГО МЕНЕДЖЕРА?

— Можете уже как педагог сравнить современных детей, поступающих в балетную школу, с вашим поколением?

— Могу, но сначала давайте объясню, что такое первые классы балетной школы. Это рутина. Ты стоишь в одной позе несколько часов лицом к стенке и повторяешь одно движение. Еще и очень медленно, чтобы все мышцы работали и была предельная концентрация на его выполнении. А сейчас дети живут в мире гаджетов, а он же клиповый. Внимания хватает на две-три секунды и ребенок переключается. Удержать внимание – самая большая проблема.

— Как боретесь? Требуете от родителей забирать телефоны?

— Не требую – объясняю. Ведь все мы видим по какому пути развивается мир. Все больше профессий, без которых нельзя было представить нашу жизнь, отдается на откуп интернету, машинам. А артист балета, оперный певец – это такая деятельность, которую робот никак не воспроизведет. Поэтому через пять, десять, пятнадцать лет искусство будет цениться гораздо выше, чем сейчас. И, если ваш ребенок к этому склонен, может, нет смысла делать из него менеджера?

— Пока готовился к нашему разговору, наоборот, нередко натыкался на мнения очень известных людей, которые, скажем так, менее оптимистичны в своих прогнозах на будущее академического искусства.

— Искусство и балет, в частности, всегда будут в цене. Разве что может произойти некая трансформация и конкретно классический балет чуть-чуть уступит позиции современному. А в нем уже кроются колоссальные возможности.

— Мне всегда казалось, что именно российскому зрителю гораздо ближе классический балет, в силу того что современное поколение зрителя все еще под воздействием советских времен, когда классический балет был визитной карточкой страны.

— В 2011 году мы на нашей сцене ставили три современных балета – In Tandem, Souvenir du Bach и Dzambuling. Потом я делала свой собственный проект – «Пенелопа». Полностью современный балет.

— И зритель принял?

— И понял. Постановщик Петр Базарон – тоже выпускник нашего хореографического училища – на следующий день изумлялся: «Стою на остановке, ко мне подходят женщины, обнимают со слезами и благодарят». Так тронуло. Считаю, и для зрителя, и для артистов республики – это было знаковое событие. Для артистов даже прежде всего.

— Новые возможности?

— Именно. Шанс попробовать новое и интересное. Особенно для молодых. Сейчас все сидят в Инстаграме и могут смотреть видео современных трупп, их номера. Возможность испытать на себе на сцене – дорогого стоит.

ЗВАЛИ В МОСКВУ, НО РЕБЕНОК СКАЗАЛ: «НЕ ХОЧУ»

— Как же быть с аксиомой «балет – не гимнастика», на которую напирают те, кто считает, что уход от классики чуть ли не предательство искусства в пользу банальной демонстрации возможностей тела?

— В современной хореографии действительно меньше философии, скорее наложенные на музыку движения. Истории нет. Есть, наверное, тенденция такая, но она должна подзадоривать молодежь. Раз она 18 вращает, то почему я могу только два? Разве не стимул для роста? Рядом всегда должен быть наставник, который будет с учетом твоей технической одаренности помогать выстраивать партию, согласно всем законам драматургии. И еще артист всегда должен знать историю того, что исполняет. Какая эпоха, когда и где все было создано, какие исторические события повлияли на появление именно этого спектакля. Читай, изучай!

— Но шансы попробовать что-то новое – один из способов сохранять для сцены, для балета местных выпускников в условиях невозможности участия в зарплатных гонках с более крупными регионами?

— Когда выпускаешься в 18 лет вообще гораздо комфортнее переходить с свой театр, где все знакомо, где тебя примут. Где тебе помогут выстроить репертуар в классическом балете, подведут к современному, то ты уже уедешь совсем другим артистом. В 18 лет в Москве тебя возьмут в кордебалет, а, приехав в 21 с опытом партий в «Лебедином озере», «Жизели» и «Дон Кихоте», встретишь совсем другое отношение.

— Вы рассказали, как Базарона на остановке обнимали тетушки, а у вас, какой был самый эмоциональный эпизод с проявлением зрительской любви?

— Расскажу другую историю. В 2002-м я же уходила из балета, получила диплом администратора гостиничного бизнеса, строила планы, но так получилось, что через два года в то время художественный руководитель театра Екатерина Балдановна Самбуева пригласила меня посмотреть «Лебединое озеро». Как сейчас помню, пришла после экзамена на спектакль…

— И сердце екнуло?

— Посмотрела, всех обняла, пообщались, ведь давно не виделись. А Екатерина Балдановна вдруг говорит: «Приходи завтра в театр, нам надо пообщаться». А она мой учитель, как я могу ослушаться. Пришла и 15 лет все здесь. И вот тогда, впервые выйдя на сцену после возвращения, я испытала совершенно особые эмоции. Тогда и пришло осознание, о котором я говорила вам в начале нашего общения. Поняла, что это моя судьба.

— Раз пришли к такому выводу и перезапустили карьеру не возникло желание снова попытаться пробиться на столичный уровень?

— Я гастролировала, в Питере том же танцевала, и были варианты уехать в Москву в театр. Поступило предложение лет шесть назад, но сын ходил начальную школу и, когда его спросили, был категоричен: «Нет. Я не хочу». Хотя сейчас иногда со смехом заводит разговор: «А если бы мы тогда переехали» …

— Сами не жалеете?

— Возможностей в том числе и финансовых в Москве было бы больше, но желание ребенка для меня как закон.

САМЫЕ ЭКСТРЕМАЛЬНЫЕ ГАСТРОЛИ? У НАС ПО РЕСПУБЛИКЕ

— Самые экстремальные гастроли?

— У нас по республике. И самые ответственные. Ты выступаешь для родного зрителя, многие не видели балет даже по интернету. И ты приезжаешь показать. Держишь в уме: «А вдруг кто-то из детей заинтересуется, захочет пройти такой путь». Очень волнительно. А сцена-то не соответствует. Дома культуры 60-х годов постройки, где покрытие уже вздулось от времени. Да и ездили мы в ноябре или декабре, когда очень холодно. На сцене максимум 10 градусов, дышишь – и пар изо рта. А заграницей можно услышать жалобы, что линолеум скользковат от света софитов. Их бы в наши условия (смеется).

— Как грелись? За кулисы пить чай, отогревать руки-ноги варежками и покрывалом?

— Да, бросьте. Музыка зазвучала, пошел адреналин, вошел в образ – и никакого дискомфорта. А вот о шероховатостях сцены, несмотря на все эмоции, лучше не забывать. Травмы, увы, спутник профессии. 

— У вашей профессии еще один грустный спутник – жизнь после сцены. Вот цитата Ульяны Лопаткиной: «Начиная с 10-летнего возраста, наша жизнь — балет. Все поставлено ему на службу. И когда срок действия инструмента, которым является твое тренированное тело, заканчивается, встает вопрос: как свои профессиональные качества применять дальше? Кем быть? Педагоги в таком количестве не требуются. Профессия хореографа — особый талант. И что в итоге? Психологическая смерть».

— Да уж. Она поднимает очень серьезную тему. Знаете, очень хочется, чтобы дирекция театра помогала нам, балетным артистам, по окончании творческой деятельности менять квалификацию. Помогала переходить в смежные театральные профессии- помощник режиссера, режиссер, осветитель, звукооператор. Мы как никто другой знаем спектакль, его содержание. Это правда, закончив карьеру, в 40-45лет ты становишься никому ненужным. Нынешний директор театра Эржена Зугдаровна Жамбалова это понимает, здесь мы слышим отклик на нашу проблему, и это радует.

— Вы стали преподавать еще в 2006-м с мыслями о будущем или стечение обстоятельств?

— Директор училища Людмила Георгиевна Пермякова предложила взять класс.

— Удивились?

— Сама преподавать точно никогда не хотела, даже мыслей не было. Но она подала все в ультимативной форме: «У меня других вариантов нет, выручай, я тебя жду». И раз начала, то уже сама поступила в академию, чтобы были самые хорошие знания, как преподавать.

— Ваши выпускники далеко пошли?

— У меня два выпуска уже. Лауреаты премий, дипломанты и наши нынешние солистки уже есть.

ЗДЕСЬ В ТЕАТРЕ МЫ КАК СЕМЬЯ, УЕДЕШЬ – СТОЛКНЕШЬСЯ С ДРУГИМ ОТНОШЕНИЕМ

— А вообще количество поступающих уменьшается с годами?

— Да.

— Как с талантами?

— Самое главное, чтобы ребенок был здоров. Даже суперталантливый ребенок без здоровья сломается, как бы ты не старался его готовить. А на судьбы влиять не хочется. В балете очень многое должно сойтись. Нужен характер. Без него тоже не стать суперзвездой. Просто не получится быть солистом, выдерживать ответственность, конкуренцию. Это в Улан-Удэ мы практически все выпускники одной школы и живем как одна семья. Когда уедешь, столкнешься совсем с другим отношением. Давление от ожиданий колоссальное, надо уметь доказывать постоянно. Без характера никак.

— Ваша любимая постановка?

— Не могу одну выделить. Сейчас, когда ты уже почти у финиша, каждая становится дорогой. К каждому выступлению ты проходишь определенный путь, проживаешь маленький жизненный цикл. Как их можно выделять? Тем более я сама себе самый большой критик и не считаю, что приближалась к идеалу. Вложила-то все 150 процентов, но, сколько вернулось обратно – вопрос.

— Вы сказали о финишной черте. Дальше в планах педагогическая работа или пока рано говорить?

— В последние годы много работала со спортсменами: спортивная и художественная гимнастика, аэробика. Там платят побольше, но балетное училище оставлять не собираюсь. Хочу передавать знания, умения будущим поколениям. Понимаю предмет досконально. Хочу оставить свое наследие бурятскому балету, училищу, театру.