Продолжаем серию публикаций, посвященных юбилею Галины Михайловны Майоровой, заслуженного деятеля искусств, бессменного режиссера нашего театра на протяжении многих лет — еще и замечательного автора ценных статей о своих современниках и коллегах. Предлагаем вашему вниманию статью Галины Майоровой о ведущей солистке оперы Дине Кыштымовой.
СИЛА ЛЮБВИ
Дина Кыштымова… Кто видел ее на сцене, может оценить это вокальное явление музыкальной биографии театра. Двадцать шесть лет она была ведущей солисткой бурятской оперы. Весной 82-го, когда ей было чуть больше пятидесяти, она ушла от нас. В год ее 70-летия хочется сказать, что жизнь и творчество певицы продолжают влиять и на последующие поколения музыкантов.
В 19 лет после окончания музыкального училища на вступительном экзамене в Ленинградскую консерваторию она спела лишь только одну арию Наташи из оперы Даргомыжского «Русалка». И потрясла экзаменационную комиссию силой дарования, глубокой и искренней страстью чувств.
Дина сразу же была зачислена на первый курс, в то время как остальные только проходили подготовительное отделение бурятской национальной студии при консерватории. С тех пор партия Наташи была одной из лучших в творческой биографии Дины Кыштымовой.
Ведущая солистка оперы с середины 50-х годов и до своих последних дней, она бескомпромиссно и преданно была погружена в мир музыки. В любимые мелодии лирического, драматического и трагического плана. Все они одинаково удавались ей, так как ее голос обладал всеми этими качествами. Страстный, мощный, одинаково ровный на всем огромном диапазоне, на верхних нотах достигавший немыслимой силы звучания, голос Дины вызывал ответную реакцию зрительного зала филигранной отточенностью музыкальной фразы, правдивостью чувств.
Во всем этом была природная данность, не по годам зрелая, осознанная музыкальность. Особое чутье исполнителя от Бога, которое не создашь никакой школой. И характер Дины — часто неудобный для руководства, бескомпромиссный и твердый. Не умела аккуратненько подлаживаться, где надо промолчать, как часто бывает в театральной среде. Друзьям была преданна до самозабвения и не прощала предательства. Сегодня ей было бы вдвойне труднее, ибо время сейчас такое.
За два с лишним десятилетия, что я знала ее, так и не поняла: партии ли сформировали ее характер или сам ее характер формировал те незабываемые образы, которые потрясали до глубины души. Наверное, и то и другое. Такая целостность бывает, на мой взгляд, только при идеальном знании музыкального текста, которое дает возможность творить свободно, широко, подчиняясь только велениям творческого замысла. Не проверяя ежесекундно себя или неотрывно глядя на дирижера, как это часто бывает сейчас.
Возникала музыка, и рождался образ — такой, каким его задумал композитор. Как в открытой ране, сливались в одно отчаяние и ужас, радость и печаль, юмор и веселье. Но чаще трагизм, болью отзывавшийся в душе зрителей.
Вот ее Ярославна.
В 1959 году на второй декаде бурятского искусства и литературы она блестяще спела эту партию в Москве, оправдав звание примы бурятской сцены, хотя это был всего лишь третий ее театральный сезон.
Страдающей и любящей, взволнованной и сдержанной предстает она в прологе и финале. И — разительный контраст в сцене с Галицким: величественная в гневе, оскорбленная, но не упавшая духом, способная повести за собой народ и войско на защиту родного порога — ей веришь и переживаешь за нее..
Вот ее Наташа — Русалка.
Такого трагического накала в первом акте, когда, обезумев от сознания коварной измены любимого, рвет она на себе бусы, подаренные им, хватает подруг за руки в безумном порыве — за что? — кружит по сцене, концентрируя на себе все внимание. Такого исполнения по страсти, глубине отчаяния на нашей сцене я потом уже не видела. Сложнейшая вокальная и оркестровая драматургия Даргомыжского, сплетаясь с личностными качествами актрисы, стократно усилила восприятие сценического образа. И она же в третьем акте — царица вод днепровских, величественная, устремленная в жажде мщения за поруганную любовь. Статная, высокая, с прекрасным выразительным лицом, полностью погруженная в образ, точно, профессионально следует она прихотливым извивам мелодии оркестра.
Вот ее Наташа Баева. (Т. Хренников «В бурю»).
Косые струйки солнечного света пробиваются сквозь неровные щели в полумрак заброшенного сарайчика. Наташа, беременная, загнанная пересудами деревенских сплетниц, теряющая надежду на возвращение своего возлюбленного, решает свести счеты с жизнью. «Одна. Одна. И день и ночь — одна. На улицу не выйти и в церковь не пойти… Страшно!» Страстно молит она свое не рожденное еще дитя простить ей этот шаг, молит Бога за грех самоубийства, тоскует о свете дня и синеве неба.
Эта сцена шла при такой тишине! Внимательно и сочувственно дышал зал, у многих на глазах стояли слезы, словно сейчас, сию минуту Дина прощалась с жизнью. Ощущение было настолько явственным, что когда на сцену врывался Ленька — молодой Дугаржап Дашиев, крик восторга и облегчения, подхваченный мощным аккордом оркестра, проносился по залу. Оркестр под управлением Горелика чутко и нежно аккомпанирует, уходят постепенно грозовые раскаты из партитуры, светлая и прозрачная мелодия колыбельной заканчивает этот эпизод. До сих пор храню в памяти эти минуты, стоит услышать иногда мелодию Хренникова — перед глазами встает Дина.
Около сорока партий было в огромном оперном репертуаре Кыштымовой. Каждой из них отдано безмерно труда и души, теплоты и горечи сердца. Флория Тоска, мадам Баттерфляй, Юдифь, Мария, Лиза, Ярославна, Татьяна, Манон Леско, Тамара, Дездемона, Марина Мнишек, Домна Сабурова и многие, многие другие.
Опера «Так поступают все» В.А. Моцарта. Слева направо: Шепелин, А. Бурлак, А. Успенская, Д. Кыштымова, И. Кочмарев, Н. Литвинов (1962)
Единицы из сегодняшних певиц могут похвастаться такой галереей сценических образов. Такие разные, главные и эпизодические, все они в прочтении Дины Ивановны наполнялись исключительной глубиной и значительностью. Дина обладала настоящим драматическим сопрано. И все творчество, все свое ярчайшее дарование она без остатка отдала родному театру. Она работала на престиж Бурятского театра оперы и балета. Во многом благодаря ее творчеству и творчеству артистов ее поколения начинается стремительный и победоносный взлет музыкального искусства республики, который наибольшего своего пика достиг к своему 50-летию, в 1989-90 годах.
А тогда Дина работала. Ездили за рубеж и на столичные сцены другие — представители нации, народа. Быть может, и с меньшим потенциалом, но с большим зарядом внимания, оценки, признания. И когда однажды приказом руководства театра ей была снижена зарплата «за несоответствие внешней сценической форме» (с 48 размера она перешла на 50-й), — это был удар, от которого она фактически не оправилась до конца жизни. Можно это рассматривать как похвальную заботу руководства театра о сохранении интереса зрителя. Но сейчас это выглядит смешно и грустно. Когда видишь последующие составы исполнителей со сценической формой в основном вширь и вниз, об интересах публики нет и речи.
Сегодня время поистине прагматическое. Пути и средства выживания часто и неразборчивы, и неправедны. И последствия наблюдаются каждодневно — в потере духовности, искреннего, дружеского общения, чувства коллектива и общности интересов.
Дина в жизни была очень искренним, общительным и до бесконечности доверчивым человеком. От других она ждала того же. И часто в длинных вечерних беседах она поражала своим впитанным с детства юмором. Любые тяготы и личной, и профессиональной деятельности заканчивала емкой пословицей: «Бог не Яшка, видит, где тяжко!»
Эти беседы-разговоры, пересыпанные шутками, смехом, рассказами о гастрольной и сценической жизни, вечера за пением романсов и песен у инструмента, ужины с домашними разносолами и выпечкой оставляли ощущение уюта, почти родственной привязанности. Мы были соседями наши дети росли вместе, и разговоры кончались далеко заполночь. У нее было много друзей — артисты, поэты, геологи, ученые. Все любили бывать у нее, жарко спорили, едко острили, поздно прощались. Но всегда театр и все, связанное с ним, были на первом месте. Помню, когда в начале 80-х годов к нам на гастроли впервые приехала монгольская прима Уртнасан для участия в спектакле «Чио-Чио-Сан», Дина, уже тяжело больная, с жадным любопытством требовала рассказать все: как пела, как одета, как принимала публика, как работал оркестр. До последних дней в ее памяти хранились все партии, и, слушая рассказ о гастролях монгольской певицы, она тихонько пропевала все значительные эпизоды: а как здесь? а в этом месте? Творческий интерес ее был неиссякаем, и снова искрился огонь в глазах.
Это была ее жизнь.
И была неотделима от любви к театру ее любовь к сыну. Алеша, Иликсей, как он в детстве называл себя, был ее счастьем, болью и утешением.
Этот свет материнской любви, ее талант и авторитет определили и будущность сына. Алексей Кыштымов сегодня известный журналист, великолепный теле- и фотохудожник. И внук Степан достойно продолжает такую редкую и такую знаменитую фамилию Дины Ивановны Кыштымовой. Поистине народной артистки земли бурятской, земли байкальской, заслуженной артистки России, вписавшей золотую страницу в 60-летней биографии академического театра оперы и балета.
Галина МАЙОРОВА.
Заслуженный деятель искусств РБ.
Правда Бурятии. – 2000 — 25 апреля.
